ЗА УТКАМИ НА МАРКИЗОВУ ЛУЖУ НА РЫНКЕ В эти дни на рынках Ленинграда продают диких уток самых разнообразных пород. Попадаются и совсем черные утки, и утки, очень похожие на домашних, и очень крупные утки, и совсем маленькие. У одних длинные, острые, как шило, хвосты, у других широкие — лопаточкой — носы, у третьих носы узенькие. Беда, если покупает дичь непонимающая хозяйка: купит, принесет домой, зажарит утку, а есть никто не станет: от нее рыбой несет. Купила, значит, на рынке нырковую утку, которая рыбой питается, крохаля, или даже совсем не утку — нырца-поганку. А опытная хозяйка сразу нырка от хорошей утки отличит — только на задний, самый маленький палец птицы взглянет. У нырков и нырцов этот палец с большим кожным отростком, а у речных «благородных» уток отросток на нем маленький. НА МАРКИЗОВСШ ЛУЖЕ Много разных уток попадает весной на рынок. А еще больше их в это время на Маркизовой Луже. Маркизовой Лужей исстари зовется часть Финского залива между устьем Невы и островом Котлином, где Кронштадт. Тут любимая охота ленинградских охотников; Сходите на речку Смоленку. На берегу ее, у Смоленского кладбища, вы увидите странной формы белые или цвета воды лодки. Дно у них совсем плоское, но и корма загнута кверху, и вся лодка невелика и непомерно широка. Это — охотничьи челны. Может быть, под вечер вам посчастливится увидеть и охотника. Он столкнет свой челн в речку, положит в него ружья и другие вещи и поплывет по течению, гребя одним кормовым веслом ~ правилкой. Через двадцать минут охотник в Маркизовой Луже. Нева давно освободилась от льда, но в заливе еще большие льдины. Быстро летит к ним челнок по серым волнам. Вот, наконец, он у льдины. Охотник причаливает, выходит на лед. Натягивает на себя поверх меховой куртки белый халат. Потом вытаскивает из челна подсадную утку, пускает ее в воду на привязи, а конец веревки укрепляет на льдине. Утка сразу начинает кричать. Охотник садится в челн и отъезжает от нее. УТКА-ПРЕДАТЕЛЬНИЦА И ХАЛАТ-НЕВИДИМКА Ждать недолго. Вот вдали поднялась с воды утка. Это — дикий селезень. Он услышал призыв утки, летит к ней. Не успел подсесть к ней,— выстрел, другой — и селезень шлепается в воду. Подсадная утка хорошс знает свое дело: она орет и орет, как нанятая. На ее призывный крик с разных сторон летят селезни. Они видят только ее, не замечают белого челна и белого охотника в халате у края белой льдины. Охотник стреляет и стреляет. Селезни разных пород попадают к нему в челн. Стая за стаей утки валом валят по Великому морскому пути. Солнце опустилось в море. Исчезли очертания города: зажглись в той стороне огоньки. Больше нельзя стрелять: темно. Охотник сажает подсадную утку в челн, крепко зацепляется якорем-кошкой за льдину, вплотную прижимает челн к ее краю (чтобы не разбило волной). Пора подумать о ночлеге. Поднялся ветер. Тучами заволокло небо. Темень — хоть глаз коли. ДОМ НА ВОДЕ Охотник укрепляет деревянные дужки на бортах челна, развязывает палатку и натягивает ее на дужки. Вот он зажег примус, зачерпнул чайником воды из моря (вода в Маркизовой Луже невская, пресная) и поставил ее кипятиться. Дождь барабанит по палатке. Но что охотнику дождь: палатка непромокаемая. В ней сухо, светло и тепло: керосиновый примус греет, как печка. Охотник пьет горячий чай, закусывает сам, кормит свою помощницу-утку. Курит. Весенняя ночь проходит быстро. Опять уже на небе светлая полоса. Она растет, ширится. Тучи сходят. Ветер утих. Дождь перестал. Охотник выглядывает из палатки. Вдали темнеют берега. Но ни города, ни его огней не видно: за ночь льдину угнало ветром далеко в открытое море. Плохо: долго придется грести до города. Ладно хоть, что ночью не налетела на льдину другая льдина: тогда бы в щепки растерло челнок между глыбами льда и охотника смяло бы в лепешку. Скорей за дело! НА ЛЕБЕДЕЙ Опять орет, надрывается на воде подсадная утка. Но теперь рядом с ней качается на волнах большой белый лебедь. Он не кричит, потому что он — чучело. Налетают утки. Охотник стреляет. Вдруг откуда-то сверху донесся до него словно звук далекой трубы: «кру-руу, кру-руу, pyyF руу!..» К подсадной, свистя крыльями, опускаются дикие утки — целая стая. Но охотник даже не взглянул на них. Он живо переменил патроны в ружье. По-особенному сложил руки, поднес ко рту и дует в них, манит: — Кру-руу, кру-руу, руу, руу( ру!.. Высоко-высоко, под самыми облаками, растут, увеличиваются три темные точки. Трубные клики слышны все ясней, громче, оглушительнее. Охотник уж не отвечает на них: близкий крик лебедя не передашь похоже голосом. Теперь видно: медленно, редко махая тяжелыми крыльями, спускаются к льдине три белых лебедя. В лучах солнца их крылья блещут серебром. Все ниже, ниже — широкими, плавными кругами. Они заметили сверху лебедя у льдины, думают — он их зовет. Они летят к нему: он, верно, выбился из сил или ранен, отстал от своих. Еще круг, еще... Охотник сидит не шевелясь, водит одними глазами —~ следит, как, вытянув длинные шеи, громадные белые птицы то приближаются, то отдаляются от него. УБИЙСТВО Еще круг,— теперь лебеди плывут в воздухе совсем низко, совсем близко от белого челна. Бумм!.. — длинная шея переднего лебедя повисла плетью. Бумм!.. — второй лебедь, перевернувшись в воздухе, грузно падает на льдину, Третий взмыл и быстро исчезает вдали. Редкая выпала удача охотнику! Теперь—живей домой. Но не так еще просто добраться до города. Густой туман собирается над Маркизовой Лужей. В десяти шагах ничего не видно. Глухо доносятся из города фабричные гудки. То тут, то там,— никак не поймешь, куда ехать. С легким стеклянным звоном о борта челнока разбиваются тонкие льдинки. Шуршит под носом «сало» — мелкий ледок. А ну как со всего хода да налетишь на большую крепкую льдину? Челн опрокинется — и кувырк ко дну! НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ На Андреевском рынке толпа с любопытством разглядывает двух снежно-белых огромных птиц. Они свисают с плеча охотника, почти касаясь клювами земли. Ребятишки обступили охотника, расспрашивают: — Дяденька, где эдаких настрелял? Разве у Нас такие бывают? — На север летят,— гнезда там вить будут, — Во, должно быть, гнездища громадные-то! А хозяйки другим интересуются: — Скажите, а кушать их можно? Они рыбой не пахнут? Отвечает им охотник, а в ушах у него все еще трубные клики живых лебедей, свист быстрых утиных крыльев, легкий звон разбивающихся о челнок льдинок... Рассказано это про старые времена. По-прежнему весной над Ленинградом пролетают лебеди, звучат из поднебесья их громкие, трубные клики. Но стало лебедей меньше, гораздо меньше, чем прежде. Уж очень постарались охотники: каждому хотелось добыть такую громадную великолепную птицу. И сильно повыбили лебедей. Теперь стрелять лебедей у нас запреш,ено строго. Кто убьет лебедя, с того штраф, и не малый. А уток на Маркизовой Луже бьют по-прежнему: их много.
